«Мне обрезали желтый венок» Истории российских депутатш, публично поддержавших Украину

С начала «спецоперации» за антивоенные жесты и высказывания были задержаны свыше 15 тысяч россиян, в отношении почти полутора сотен человек возбуждены уголовные дела о так называемых фейках о российской армии. Лицом антивоенных протестов в России стали женщины, и сфера политики — не исключение. «Гласная» записала монологи женщин-политиков из разных российских городов, которые открыто выступили против «спецоперации», когда их коллеги по депутатскому корпусу молчали.

«Все, кто месяц назад размахивал шашкой, стали тише»

Хельга Пирогова, депутат независимой коалиции «Новосибирск-2020» (г. Новосибирск)

16 марта Хельга пришла на сессию городского совета в цветочном желтом венке и голубой блузке. На совете она спросила: сколько денег город потратил на размещение символа Z? Этот вопрос вкупе с ее нарядом вызвал скандал. На сегодняшний день Хельга находится в России.

— Когда-то я была мелким чиновником — главным специалистом отдела по делам молодежи культуры и спорта: курировала высшие и средне-специальные учебные заведения Новосибирска в районной администрации. Нужно было делать из года в год одно и тоже, главное — ничего не менять.

Все чиновники стараются на всякий случай ничего не делать, иначе может «прилететь».

Ушла я в 2014 году, когда всех чиновников стали сгонять на митинги в поддержку аннексии Крыма. Я ушла из администрации, чтобы не ходить на эти митинги, и стала ходить на другие митинги, и даже организовала несколько сама: против Слуцкого и в защиту Голунова.

В 2020-м году я пришла в штаб коалиции «Новосибирск-2020», тогда его возглавлял Сергей Бойко, который по совместительству был координатором штаба Навального, и спросила: «Чем могу помочь?». Мне предложили выставить свою кандидатуру на выборах, я провела избирательную кампанию и стала депутатом. Как депутат я борюсь за комфортную жизнь в Новосибирске: город нуждается в базовых вещах, о которых в 2022 году даже стыдно говорить! На мой взгляд, большинство городских проблем должны были быть решены еще в прошлом веке.

16 марта к заседанию совета я готовилась: наряд был единственным допустимым способом высказать свою точку зрения на происходящее. Независимым депутатам обычно слово не дают, а если и дают, то редко и неохотно. На то заседание все пришли «нарядными»: мои коллеги по коалиции пришли со значками «нет [запрещенное в РФ слово]», а представители «Единой России» надели медицинские маски с изображением Z.

На сессиях порядок такой: депутаты голосуют за общую повестку, а потом каждый выносит вопросы в раздел «разное». Я предложила заслушать доклад мэра Новосибирска Анатолия Локтя о средствах, потраченных на закупку и расклейку литеры Z на общественном транспорте Новосибирска: налогоплательщики должны знать, за чей счет это делается и какой смысл в это вкладывает мэрия. Я зачитала обращения горожан: они признавались, что литера Z вызывает у них агрессию, просили избавиться от военного символа на гражданском транспорте. Но водители их не снимают, так как за снятие литеры штрафуют, поэтому жители Новосибирска вынуждены направлять свои просьбы депутатам.

Затем моя коллега Светлана Каверзина, тоже независимый депутат, пыталась внести на рассмотрение вопрос об использовании муниципальных автобусов в роли автозаков: общественный транспорт отгоняют в места, где обычно проходят митинги, из-за чего автобусов людям остро не хватает, и график их движения не соблюдается.

Наши предложения отклонили. Два вице-спикера произнесли сумбурные речи о том, что я предатель родины, представитель пятой колонны, что у меня надо отобрать мандат и выгнать. Могли бы и про зарплату сказать, но ее нет: за зарплату в горсовете работают только пятеро — спикер и четыре вице-спикеры, а я как независимый депутат прихожу в горсовет не за деньгами, а чтобы менять жизнь горожан. Да и депутатский мандат отобрать они не могут: его выдали не депутаты, а жители, за мной стоят избиратели, которые доверились мне.

Нам даже не включили микрофоны, чтобы у меня не было возможности говорить. Это был акт цензуры, да. Предполагаю, вопрос о средствах, затраченных на букву Z, стал триггером, и коллеги по горсовету обрушили все свое негодование на мой внешний вид.

Было смешно: во время трансляции сессии всех депутатов показывали нормально, а от меня оставили только нос, глаза и рот, так как оператор постарался обрезать желтый венок и голубую блузу.

Моим коллегам по коалиции повезло больше: их обрезали по значки, на которых было написано «нет [запрещенное в РФ слово]».

Жители Новосибирска к «спецоперации» относятся по-разному. К сожалению, в России есть те, кто загнан в финансовую яму, у кого хватает денег только на чайные пакетики, картошку и хлеб, и есть привилегированное меньшинство с правом на анализ информационного потока и с возможностью получать информацию из разных источников. У человека, занятого исключительно зарабатыванием денег, которых хватает только на еду, нет ресурса для анализа. Но широкой народной поддержки «спецоперации» я не вижу: никто добровольно не клеит себе на машину или футболку литеру Z.

За прошедший месяц лагерь поддерживающих уменьшился, люди позволяют себе сомневаться в правильности политики Кремля. Все чаще слышу: родители (вдруг!) попросили альтернативные источники информации, или — люди перестают верить в некий план, согласно которому все вроде как уже уничтожили, а теперь опять надо что-то уничтожать. Но самые большие защитники «спецоперации» — те, кто получил из Украины «груз 200». У них психологическая защита, на панихидах они говорят не о сыне, а о Путине и о том, что он прав. Так они защищают своих погибших.

В Украине живут мои приятели, друзья. Но Украину я защищаю не поэтому, а потому, что там живут люди — дети, старики. Они чьи-то сестры, братья, матери и отцы. Я смотрю на фотографии разрушенных городов и не понимаю, как после этого произносить «братский народ»…

С того заседания горсовета уже прошло больше месяца. Мне не угрожают, хотя слежку все же замечала пару раз. С коллегами мы не стали активнее общаться, но рабочие отношения сохранились. А с вице-спикерами мы делаем вид, что ничего не произошло. Но изменения все же есть. Все, кто месяц назад размахивал шашкой и кричал патриотические лозунги, начали вести себя тише. Они перестали быть ярыми последователями агрессии, и даже градус их речей снизился. А жители Новосибирска все настойчивее просят депутатов о двух вещах: снять наклеенные на автобусы литеры Z и публично высказаться об отношении к «спецоперации».

Страшно ли мне? Сложно сказать. Страх — это не то чувство, что движет вперед. Два месяца назад мне было проще прийти на заседание горсовета в голубой блузе и желтом венке, потому что тогда были другие правила. А 13 апреля я уже читала в новостях о том, как женщину задержали за сине-желтый маникюр и обвинили в «публичных действиях, направленных на дискредитацию российской армии».

Человека могут задержать за белый лист бумаги, за плакат, на котором написано «шестая заповедь», за плакат, где написано «два слова» или стоят три звездочки, а потом пять, а из отдела полиции можно отправиться в суд, где объявят об ответственности… Полиция уводит тех, кто держит в руках банковские карты МИР, — это все уже превратилось в комедийную антиутопию. Разве такое может быть? Читаешь новости и есть ощущение, что это все — не по-настоящему, это какой-то фарс, кто в трезвом уме будет все это творить? Но все это есть, и самое ужасное: мы все в живем в этом.

«Хейтерам работу оплачивают только до шести»

Елена Котеночкина, глава муниципального округа Красносельский (Москва)

15 марта на заседании совета депутатов Елена выступила против финансирования празднования Дня Победы. За это она заочно арестована и объявлена в международный розыск по обвинению в дискредитации российской армии по мотивам политической ненависти по статье 207.3 УК. Ей грозит до 10 лет лишения свободы.

— Мне повезло: меня окружают единомышленники, мой муж и родители меня поддерживает, я могу выражать свою политическую позицию. У меня высокий уровень эмпатии, высокий порог чувствительности к несправедливости. У многих россиян такой уровень эмпатии… И поэтому они будут выходить против [запрещенное в РФ слово]. Должны выходить. Это не искупит вину, но продемонстрирует, что мы не с теми, кто за [запрещенное в РФ слово]: ни с государством в целом, ни с агрессором в частности. Военные преступления ведь не только в том, что убивают мирных жителей. Само вторжение на территорию другого государства — это уже преступление.

В 2007 году, когда президент России Владимир Путин произнес мюнхенскую речь, где продемонстрировал обиду на Европейский союз и НАТО, а также заявил о суверенной демократии, я увидела явные сигналы к скатыванию в авторитаризм и вступила в демократическое движение «Солидарность». А в 2017 году вместе с командой «Солидарности» стала муниципальным депутатом в Красносельском районе Москвы. Тогда было впечатление, что в Москве провели эксперимент по демократическим выборам, рассчитывая, что оппозиционно настроенные кандидаты не популярны. Но оказалось, что у избирателей есть такой запрос — в моем округе даже те, кто жил за границей, вернулись, чтобы отдать голос за демократическое движение. Тогда многие муниципалитеты были «захвачены» самовыдвиженцами и представителями «Яблока». Но на выборах в этом году такое уже не повторится, это стало понятно еще в 2019 году, когда многих оппозиционеров не допустили.

1 марта, после начала «спецоперации», мы как независимые депутаты официально обратились к Владимиру Путину с требованием о выводе войск из Украины. Письмо приняли на заседании совета большинством голосов, против выступили только два единоросса. Документ я отнесла в администрацию президента. Сдала под подпись. Оттуда наше обращение перенаправили в Следственный комитет, чтобы с нами разобрались там.

Скорее всего, последней каплей стало наше заседание 15 марта. Сейчас мне инкриминируют два эпизода: первый — что я как председатель призывной комиссии «организовала производство и распространение ролика для призывников», который был опубликован в Youtube 16 марта. Я и в самом деле его сделала, и он действительно создан для призывников срочной службы, которых все чаще обнаруживают на территории военных действий в Украине, хотя Путин гарантировал, что их туда не будут отправлять. Опираясь на закон о воинской службе, я разъяснила, что военнослужащий срочной службы вправе подписать контракт, но это — его право, а не обязанность. Если он не подпишет, его не отправят под трибунал. Мне сообщали о случаях, когда за призывников подписывали контракт и отправляли их в зону боевых действий.

Второе, что мне инкриминируют: на заседании совета депутатов 15 марта я сказала, что Россию довели до фашизма. Мы решили отозвать выделенные до «спецоперации» деньги на праздничные мероприятия Управы в честь Дня Победы. [На заседании я говорила о том, что] мы пропустили тот момент, когда случилось победобесие, когда с экрана телевизора стала литься ненависть к представителям другого государства и крики «можем повторить».

Почему мы пропустили? Да потому что сами мы не смотрим телевизор, вообще не придаем ему значение и называем «ящиком». А оказалось, что «спецоперация» там идет давно, еще в 2013 году начались первые атаки с федеральных телевизионных каналов.

Мы отозвали деньги еще и потому, что в Москве сокращают число граждан, которые могут рассчитывать на финансовую поддержку.

Управа имеет возможность поддержать нуждающихся. И мы решили, что направим деньги не на празднование, а на помощь людям.

Конечно, я отдавала себе отчет, что запись заседания будет в открытом доступе. Обычно наши видео набирают не больше 40 просмотров. А вот это посмотрели больше 40 тысяч. Уверена, чаще всего смотрели следователи и прокуроры. И уже 4 апреля они вынесли постановление о направлении материалов проверки по моему делу в органы предварительного расследования.

Мне заспамили всю почту, телефон раскалывался от призывов расстрелять лично меня, посадить всех депутатов, были предложения «встретиться и поговорить». Но удивительно: в шесть вечера все звонки с хейтом прекращались. Получается, работу хейтерам оплачивают только до шести…

Коллеги по депутатскому корпусу посоветовали собирать чемоданы. Но я была уверена, что после 9 мая волна схлынет. Оказалось, была не права. После 24 февраля у меня не осталось моральных сил, а арест коллеги Алексея Горинова стал еще одной болевой точкой. У меня был выбор: остаться и сесть или уехать. Я не знаю как оценивать свой отъезд: трусость, побег? Но в СИЗО я бы не смогла исполнять обязанности депутата и главы муниципального округа.

Я до сих пор исполняю обязанности депутата: пишу запросы, отстаиваю интересы избирателей и жителей района. И я получаю от них поддержку. Но революционные реформы двигают пассионарии, а не диванные войска, поэтому мы — все, кто уехал, — вернемся и создадим новое государство. Россия развивается маятником. Но амплитуда периода демократии у нас меньше, а амплитуда отката в диктатуру больше: и по времени, и по глубине. Я жду, когда маятник опять качнется в сторону демократии. Возможно, это не будет демократия в чистом виде, но будет перезагрузка. Россия откажется от агрессивной и военизированной политики, а смена лидера, конечно, снимет санкции, которые тормозят развитие технологий.

В начале 2000-х, когда создавались госкорпорации для производства продукции двойного назначения, я вчитывалась в отчеты оборонно-промышленного комплекса России и видела, как предприятия оборонпрома захватывают кремлевские «антикризисные менеджеры» в государственные агломерации. Меня возмущало, что это абсолютно непрозрачные госкорпорации, которые отчитываются только перед президентом.

«Я думала о тех, кто живет в Мариуполе»

Нина Беляева, народный депутат Семилукского района Воронежской области

22 марта на Совете народных депутатов Нина Беляева назвала вторжение России в Украину военным преступлением. 29 апреля стало известно о возбуждении в отношении нее уголовного дела о так называемых фейках о российской армии. Ей грозит до трех лет лишения свободы.

— Первые дни после начала [запрещенное в РФ слово] с Украиной я была в шоке: и от [запрещенное в РФ слово], и от того, что многие из моих знакомых ее поддержали. Я начала публиковать антивоенные посты в «Одноклассниках», где у меня полторы тысячи подписчиков — в основном, это жители Семилукского района, чтобы показать тем, кто чувствует себя одиноко из-за своей антивоенной позиции, что они не одни. Например, я написала пост о девушке, которую задержали у храма за цитату из Библии «Не убий», поделилась мнением священника, который выступал против [запрещенное в РФ слово].

Но 22 марта я не планировала выступать на Совете. Это было первое с начала [запрещенное в РФ слово] заседание: муниципальный совет обычно собирается раз месяц, бывает и реже. Ситуация в Украине не имеет отношения к полномочиям муниципальных депутатов, и я никогда бы не смогла внести такой вопрос в повестку дня, его бы просто не пропустили. Но благодаря коллеге из партии «Единая Россия» у меня получилось выступить с трибуны с заявлением. Дело в том, что он внес в повестку сессии вопрос о моем «неэтичном поведении» в связи с антивоенными постами на моей странице.

Пока коллеги зачитывали жалобу на меня, у меня была пара минут, чтобы решить: буду я выступать или откажусь от комментариев. Поскольку я не готовилась к такому, то, конечно, волновалась. А потом подумала о тех, кто живет в Харькове, Мариуполе, Чернигове. Или кто выехал, но оставил там родных и близких.

Даже если бы меня арестовали сразу после выступления на совете, это все равно нельзя сравнить с той болью, ужасом и отчаянием, которые чувствуют жители Украины. Не понимаю, как можно мириться с убийством людей, которое свершается и от твоего имени? Если бы я не использовала возможность выступить против, не смогла бы уважать себя.

Через пять дней после выступления я уехала из России, потому что адвокат сказал, что мне грозит реальный срок.

Я понимала, что мое выступление на Совете может вызвать осуждение окружающих и была приятно удивлена количеству благодарностей. «Молимся за тебя, сестра. Господь, сохрани!» — писали люди в сообщениях и комментариях. Видимо, молитва верующих людей — как щит. Я чувствую, что Господь мне дает спокойствие, понимание, что может произойти все, но я в Божьих руках. И если бы я вдруг вернулась в 22 марта, я бы сказала все то же самое.

Говорят спасибо даже из небольших сел Семилукского района — за то, что люди теперь знают, что они не одиноки в своих антивоенных убеждениях. Поддержали и жители других регионов: из Новгородской области, Московской, предлагали защиту в суде, материальную помощь на оплату услуг адвоката. Написал экс-кандидат в депутаты от КПРФ, который живет в Москве. Сказал, что там, в первичных партийных ячейках и райкомах, многие имеют позицию, противоположную позиции Зюганова.

Думаю, что в российской политике должно стать больше женщин. В нашем Совете вопросы по повестке чаще возникали именно у женщин: мы вчитываемся в документы, смотрим на то, как в перспективе будет применятся правовая норма, обращаем внимание на детали. Большой перевес в процентном соотношении мужчин в федеральных органах исполнительной власти, в Госдуме и Совете Федерации неизбежно приводит к росту милитаристских настроений. Хотя женщин во власти меньше, их антивоенные голоса звучат чаще. Например, Людмила Нарусова — единственная из сенаторов решилась на защиту матерей и срочников, которые гибнут на реальной [запрещенное в РФ слово]. У других сенаторов ничего не екнуло, не закололо сердце.

Меня часто спрашивают: наверное, есть родственники в Украине? Такие вопросы удивляют. Как будто если нет кровных родственников, можно спокойно смотреть на убийства других людей. Родственников в Украине у меня нет. Есть подруга Маша Величко. Последний раз, когда я с ней связывалась, она была в Киеве. Связь с ней пропала около четырех недель назад. Она говорила, что не может спуститься в укрытие по сигналу тревоги из-за больной спины. Надеюсь, что она жива.